Я, как многие люди, говорю горлом. Связками.
Голос Ксении Соколовой – это обычный голос. Он дребезжит, лязгает, тихонечко позвякивает. Он звучит как пустой молочный бидон, катящийся в старой, расшатанной повозке.
Этим голосом передают за проезд; им спрашивают «Сколько время?». С ним ходят в магазин и на работу. Им кричат с балкона четвёртого этажа «Немедленно домой, я кому сказала!», и недовольно шипят «Понатоптали тут мне».
Он может дружить. Быть ценным сотрудником и клиентом. Он может учить и учиться.
Иногда он мне нравится. Иногда – раздражает. Но я всё равно его люблю. Это моё горло и это мой голос. Этот голос – это я. Это Ксения Соколова.

***

Если же мой голос из горла опустить чуть ниже — появляется она. Сара Бернардовна.
Не знаю, сколько ей лет. Внешне она одновременно похожа на мисс Эндрю из кинофильфа «Мэри Поппинс» в исполнении Табакова и на Монсеррат Кабалье. У Сары Бернардовны необъятная задница и большая, мягкая грудь. Собственно, грудью она и говорит.

Её голос глубокий и насыщенный. Она любит петь. Вчера, к примеру, она весь день напевала бодрую Застольную из Травиаты Верде. «Либьяяямо! Либьямо, амор фра и каличи пью кальди бачи аврей»
Вечером на неё, видимо, нахлынуло какое-то лирическое настроение: она накинула на плечи шаль и затянула «Утро туманное». Потом ещё было «Под лаской плюшевого пледа» и «А напоследок я скажу».

Она хорошо поёт. Может быть, она даже когда-то где-то выступала , но я не спрашивала.

Её как бы особенно не спросишь. Её как-то даже немного побаиваешься. Я люблю с ней ходить во всякие государственные учреждения – с ней не страшно. Сара Бернардовна может так выразительно посмотреть на операционистку, заявляющую, что наступил-де обед, что та немедленно про свой обед забывает.

Или вот в магазинах, например. Если на ценнике было тридцать пять рублей, а по чеку прошло тридцать шесть пятьдесят — ну всё, блин, вам крышка. Не пытайтесь спорить, что это было не то, не там. Иначе всякие СЭСы и шмэсы покажутся вам детской каруселькой.
Не спорьте, отдавайте ей всё и бегите.

Хотя в общем-то никто и не спорит. Голос Сары Бернардовны обладает властью, сравнимой с монаршей. Она как королева-мать. Ну как ты попрёшь против королевы?

Причём Сара Бернардовна и сама уверена, что по-другому и быть не может. Если она сказала, что утром всем надо поднимать флаг — значит все поднимают флаг.
При этом её царственность удивительным для меня образом соседствует с тонким юмором и лёгким отношением к жизни.

Это иногда приду к ней и начинаю ныть, что, дескать, опять моя задница увеличилась в размерах и не влезает в любимые джинсы.
Сара Бернардовна тогда вращает указательным пальцем, предлагая продемонстрировать ей мой повод для переживаний. Я подчиняюсь. И когда моя избушка вновь оказывается перед лицом Сары Бернардовны, я слышу её протяжное: «Детонька! Ну я не понимаааааю».
В голосе Сары Бернардовны слышится укоризна. «Детонька, ну ты посмотри, — говорит она мне, — ну ты посмотри, какая красивая у тебя попа! И какие некрасивые эти бруки. Если эти бруки не могут вместить такую красоту — ну на черта они тебе нужны?»
И я смотрю, и правда — ну на черта?
***

В Саре Бернардовне чувствуется обширный любовный опыт. Когда её спрашивают, сколько у неё было мужей, она уточняет: «Своих?»
И этим она мне тоже очень симпатична.
***

Она реально может поддержать. Когда очередной чужой муж меня оставляет, я знаю, что могу прийти к ней. Упасть в её уютную, тёплую грудь и плакать навзрыд. И в ушах у меня будет рокотать её утешительное «Ну-ну, детонька. Всё пройдёт».
***

Сару Бернардовну я уважаю и люблю. Киса же меня одновременно восхищает и бесит.

Киса — это грациозная ироничная брюнетка. Она похожа на чёрного кота из мультика «Голубой щенок». И песня, которую этот кот там исполняет, ей очень подходит. «Надо жить играючи» могло бы стать её кредо.

Голос Сары Бернардовны идёт из груди. Киса говорит вагиной.

Её голос тяжко поднимается вверх, вибрирует, щекочет мягкими кисточками и разливается внутри сладкой истомой.
От него дрожит тело и тела. Он самодостаточен. Он поднимается из вагины и туда же и возвращается.
Киса знает толк в чувственных удовольствиях, да.

Как всякая кошка, Киса независима и своенравна. Она не будет брать то, что ей дают. Она возьмёт то, что она сама выбрала.
***

Да, Киса, конечно, киса; но Киса — та ещё сука. Она знает, когда она нравится; она умеет нравиться; и игра в кошки-мышки её весьма забавляет.

На английском есть парень, и я знаю, что я ему нравлюсь. Но у меня же уже есть парень. И я типа верная. И честная. И скромная. Ага. Поэтому с этим, с английского, я – ни-ни.

И вот вчера, на перерыве, только решила, понимаешь, воды попить – как глядь! Киса пришла. Трётся около несчастного парня; урчит, мурчит, воркует и ластится.
Бедолага весь аж взопрел. Смотрит на меня восторженно-удивлённо и ждёт чего-то.
А Киса довольно сощурила свои наглые глаза, махнула хвостом, и отбыла в неизвестном направлении.

И вот всё время так! Она наделает дел, а мне потом — отду(а)ваться!
Зараза!

Пойду, пожалуй, Саре Бернардовне на неё нажалуюсь. Пусть лишит её сливок.